Мельник Валерия Валериевна Славянский государственный педагогический университет кандидат философских наук, доцент кафедры философии, социологии и
права
Практически все философские
школы и направления, так или иначе, обращались к рассмотрению страха в рамках
соответствующих мировоззренческих систем. И в XXI веке проблема страха остается
все так же одной из наиболее актуальных в разных областях знания – философии,
этике, религиоведении, социологии, культурологии, психологии, медицине и
прочих. Большое разнообразие различных учений о человеческом страхе – и религиозных,
и атеистических; и научных, и откровенно антисциентистских – вынуждают
внимательнее отнестись к тому, как решалась проблема страха в античной мысли и
патристике – традициях, которые легли в основание и сформировали ментальные
структуры современной культуры.
«Глубокая таинственность
невинности» проявляется в том, что «она одновременно является страхом»[1].
Применительно к религиозной антропологии это значит, что страх[4] представляет
собой глубинное подсознательное желание того, чего обыкновенно человек
страшится больше всего – смерти, небытия, Ничто. Ничто – это предмет страха,
оно «порождает страх». «Страх и Ничто постоянно соответствуют друг другу»[5].
Страх и притягивает, и отталкивает одновременно; полаганием этой категории
экзистенция в наибольшей степени проявляет свою диалектичную, динамичную
природу: «…тот, кто через страх становится насквозь виновным, все же является
невинным; ибо он не сам стал таким, но страх, чуждая сила, подтолкнул его к
этому, сила, которую он не любил, нет, сила, которую он страшился; и все же он
виновен, ибо он погрузился в страх, который он все же любил, хотя и боялся его.
В мире нет ничего более двусмысленного, чем это…»[6]. Страх в состоянии
невинности подобен детскому «стремлению к приключениям, к ужасному, к загадочному»[2],
в нем еще не слышится страдание
Диалектичность страха состоит
еще и в том, что страх, с одной стороны, является своего рода предпосылкой
греха[1], с другой – грех также и приводит с собою страх и тревогу.[2]. Кроме
того, последующий анализ категории страха покажет нам, что страх может иметь
как позитивное, так и негативное значение. Тревога, говорит Тиллих, есть
экзистенциальное осознание небытия. Определение «экзистенциальный» указывает на
то, что тревогу порождает вовсе не абстрактное знание о небытии, но осознание
того, что небытие составляет часть собственного бытия человека. Тревогу
порождает не мысль о том, что все имеет преходящий характер и даже не
переживание смерти близких, а воздействие всего этого на постоянное, но скрытое
осознание неизбежности нашей смерти. Страх смерти вносит элемент онтологической
тревоги в любой другой вид страха (боязни). Именно тревога неспособности
сохранить собственное бытие лежит в основе всякого конкретного страха. Тревога
стремится превратиться в страх, так как мужество способно его встретить.
Конечное существо не способно терпеть голую тревогу более одного мгновения.
Тиллих прав: те, кто пережил подобные моменты, – например, мистики, прозревшие
«ночь души», или Лютер, охваченный отчаянием из-за приступов демонического, или
Заратустра-Ницше, испытавший «великое отвращение» – поведали о невообразимом
ужасе голой тревоги. Избавиться от этого невыносимого ужаса обычно помогает
превращение тревоги в страх (боязнь) чего-либо – дьявола, темноты, призраков,
какого-либо животного, нечистоты, колющих и режущих предметов, открытого или
замкнутого пространства – неважно чего. Боязнь нужна, чтобы скрыться от
тревоги. Тревога – это конечность, переживаемая человеком как его собственная
конечность. Такова врожденная тревога, свойственная человеку как человеку и –
некоторым образом – всем живым существам. Эта тревога отличается от
патологической (невротической и психотической). Патологическая тревога, по
мнению Тиллиха, есть следствие неудачной попытки Я принять тревогу на себя.
Устранить основополагающую тревогу конечного бытия, вызванную угрозой небытия,
невозможно, поскольку эта тревога присуща самому существованию. Единственно
возможный подход к ней – это принятие ее на себя.
Попытаемся реконструировать
степени причастности страха. «Нулевым» уровнем причастности страху можно
обозначить «страх бездуховности». Бездуховность необязательно присуща
язычеству, наоборот, она свойственна скорее обыденному сознанию, которое
относит себя к христианству, но только внешним образом. Как говорит Кьеркегор,
«бездуховности может до некоторой степени быть свойственно общее с духом
содержание»[3], но это содержание выражается в «шутке», бессмысленной
«галиматье», а истину бездуховность может передавать только как слухи и бабские
сплетни, без полного ее осознания, просто как красивый речитатив.
В состоянии бездуховности
человек испытывает ложное блаженство, как раб бывает доволен своей долей –
куском хлеба и временем для развлечения и отдыха. На таком «нулевом» уровне в
экзистенции страх «в глубочайшем смысле» еще не наблюдается, он «спрятан» и еще
не проявляет себя. Страх появляется с первым прикосновением духа, тогда
появляется и закон (по словам ап. Павла, «грех не вменяется, когда нет закона»
[Рим. 5, 13]), а следом – понятия вины и греха. Бездуховность, пишет Кьеркегор,
гибельна, она является «стагнацией» для духа и дает «искаженный образ
идеальности». Страх здесь прячется, «маскируется», как смертельно опасный, но
не выявленный еще вирус, и от этого состояние бездуховности становится еще
более опасным.
«Страх – это возможность свободы, только такой страх
абсолютно воспитывает силой веры, поскольку он пожирает все конечное и обнаруживает
всю его обманчивость»[4]. Вернее было бы сказать, это вера спасает человека от
ложно понятого страха: «Единственное, что поистине способно обезоружить
софистику страха, - это вера, мужество верить, что само состояние является
новым грехом, мужество отказаться от страха без страха, а на это способна
только вера; вера не может тем самым уничтожить страх, но сама, будучи вечно
юной, снова и снова выпутывается прочь из смертного мгновения страха. На это
способна только вера; ибо только в вере синтез вечен и возможен в каждое
мгновение»[45]. По сути, истинный страх и есть вера.
Литература:
1. Тиллих П. Мужество быть // Избранное. Теология
культуры. - М.,1995.- С. 32
2. Сартр Ж.-П. Бытие и ничто. - М.: Республика. – 2000. –
639с
3. Гагарин А.С. Феноменология страха // Осмысление духовной
целостности, Екатеринбург: Издательство Уральского Университета, 1992. – С.
84-113.
4. Сокровищница духовной мудрости. Антология
святоотеческой мысли. Из-ние Московской духовной академии и Введенской оптиной
пустыни, 2002.
|
