Уколова Марина Сергеевна

доцент кафедры культурологии и мировой художественной культуры ГОУ ВПО «Чувашский государственный педагогический университет им. И.Я. Яковлева» (Чебоксары)

«Этнофутуризм как феномен культуры»

Культурологическое изучение проблем современного состояния этносов становится сегодня все более актуальным. Интегративный характер социально-гуманитарной науки способствует целостному осмыслению многогранных явлений этнокультуры. Значение культурологической разработки феномена финно-угорской и тюркской культур – этнофутуризма – нельзя переоценить. Именно комплексное культурологическое исследование весьма продуктивно и адекватно сложной природе самого предмета изучения.

Привычным стало понимание этнофутуризма как художественного явления конца ХХ – начала XXI вв., представляющего собой литературно-художественное направление (К. Юлле, В.Л. Шибанов) или как творческого метода, базирующегося на совмещении традиции и новации (Э.М. Колчева). В связи с этим столь же обыденным стало исключительно искусствоведческое толкование данного феномена. На наш взгляд, этнофутуризм следует видеть шире – как специфическое идейно-мировоззренческое образование, основанное на принципе борьбы и единства противоположных начал – этноархаики и новаций информационного общества. Соответственно, при изучении данного явления необходимо использовать инструментарий культурологии, позволяющий представить онтологические, динамические и морфологические особенности этнофутуризма.

Мы полагаем, этнофутуризм представляет собой сложную и целостную мировоззренческую систему, комплекс идей и способов освоения многообразной действительности современными этнофорами, оказавшимися в ситуации культурного кризиса, вызванного распадом советской системы и модернизационными процессами, связанными с западным влиянием. Данное мировоззрение находит проявление в ряде конкретных форм: идеологии, повседневности и искусстве.

Этнофутуризм, возникший в период с конца 1980-х – начала 1990-х гг. и бытующий по сей день, в социально-психологическом плане возникает как способ «психологической защиты» и адекватной реакции финно-угров и тюрков на неустойчивость и хаосообразные процессы действительности. На начало 1990-х гг. приходится общее чувство дискомфорта и незащищенности, социально-групповой дезинтеграции, разобщенности. В этих условиях этнофутуризм выступает, с одной стороны, как способ адаптации к условиям конкретно-социального и культурного кризиса, а с другой – как ответ на процессы глобализации и унификации.

Гносеологическими предпосылками особенностей этнофутуризма можно считать природу человеческого мышления, которому свойственны с одной стороны – адекватность отражения действительности, а с другой – способность к конструированию реальности, пересозданию с помощью фантазии, воображения. Кроме того, в акте познания как сиюминутном образе настоящего нередко присутствует прошлое (апперцепция, память, припоминание и т.п.), а также цели, идеалы и проекты как образы будущего. В этом случае этнофутуризм не продукт простого познания реального мира, но сложный комплекс из познания и припоминания, саморефлексии и устремленности в будущее. Такие общегносеологические принципы как объективность и познаваемость, адекватность отражения и творческая активность субъекта проявляют себя и в мировоззрении этнофутуризма, при этом в ситуации кризиса культуры в нем как способе осмысления мира усиливается активный, субъективно-ценностный, этнолокальный или традиционно-этнический моменты познания.

Как мировоззрение этнофутуризм родственен постмодернистскому мировоззрению благодаря таким свойствам, как парадоксальность, плюралистичность, интертекстуальность, представление о мире как о тексте, игровое начало, неомифологизация и другие. Этнофутуризм выстраивает новую мифологию, но если постмодернистское мифотворчество – пессимистическое, с элементами эсхатологии, то этнофутуристический миф – оптимистичный, с верой в прогресс и возможность гармонии между «своим», консервативным и «чужим», инновационным. Вероятно, такая тональность этнофутуризма объясняется развитием в период перехода от постмодернизма к постпостмодернизму, которому присущи новый гуманизм, бережное отношениям к традициям и этноархаике, «воскрешение субъекта».

Как особая идейно-мировоззренческая система этнофутуризм объективируется в различных формах, наиболее выразительными из которых являются идеология, повседневная культура и искусство.

На уровне идеологии этнофутуризм, реализующийся особенно активно в 1990-е гг., обладает чертами «новой» мифологии. Она во многом сознательно сконструирована этнической элитой из таких идей, как например, обретение «метафизической родины» или «подлинной истории», о чем свидетельствуют первые выступления этнофутуристов в Тарту, а позднее – по всем финно-угорским и тюркским республикам России. В начале 2000-х гг. на доминирующее место идеологии в объективации этнофутуристического мировоззрения заступает обыденно-повседневная культура. На таких уровнях обыденной повседневности, как реальная макро- (например, городская) и микросреда (пространство вещей и артефактов), как гиперреальная среда (масс-медийное пространство, Интернет) этнофутуризм обнаруживает важнейшие свойства, сближающие его с постмодернизмом: интертекстуальность, текстовую природу, ризоморфность, парадоксальность и оксюморонность, мифологическо-иррациональное начало, ацентричность и плюралистичность, нелегитимность, «всеядность», принцип игры и другое. Наиболее адекватными для репрезентации  данных субстанциональных свойств являются городское пространство и Интернет. Особенно следует выделить варианты праздничной реализации этнофутуризма. Это авангардные этнонациональные проекты, перформансы, национальные тематические праздники, фестивали и конкурсы, эстрадные формы проявления этнофутуризма. Главными качествами этнофутуристической праздничной культуры, которая в своих видах весьма специфична, можно считать событийность, интерактивность, акционность, интертекстуальность, непарадигмальность, ризоморфность, нелегитимность, воздействие на бессознательное, массовый характер и другое. Все перечисленные качества сближают этнофутуризм с постмодернизмом.

Наконец, третья форма объективации этнофутуризма – художественная культура – представляет собой амбивалентное смысловое пространство, в котором реализуется синтез «идеи» и «акта». Именно это гармоничное сочетание обуславливает широкое бытование художественно-эстетического этнофутуризма как в начале 1990-х, так и на современном этапе. Важно, что художественный этнофутуризм обладает такими свойствами, как парадоксальность, интертекстуальность, цитатность, ризоморфность, игровое начало и другое. Важно, что художественные произведения этнофутуризма представляют собой особое смысловое пространство. В них, например, особо организовано время, представляющее собой парадоксальное смешение прошлого – настоящего – будущего (схождение времен). Особыми характеристиками обладает в этнофутуризме Слово.

Таким образом, этнофутуризм, с точки зрения культурологии, представляет собой сложное идейно-мировоззренческое явление современной культуры финно-угорских и тюркских этносов, детерминированное рядом социально-исторических, гносеологических и социально-психологических факторов, основанное на диалектическом взаимодействии противоположных начал (этноархаики  и новаций информационной культуры). Этнофутуризм существует как минимум в двух онтологических статусах: во-первых, как мировоззренческая система, во-вторых, в конкретно-предметных формах культуры – идеологии, повседневной и художественной культуре.